Студия

Как много изменилось в том, что видно из окна моей студии!

 ...Если высунуться из окна и глянуть вниз – там вы увидите маленький садик, скверик. Деревья, травка, недавно оградки кованные появились... Когда-то там копали канаву и я нашел кусок великолепной керамики с яркой цветной глазурью – облицовочный кафель или как называли в XVII веке – ценина!

Видно тогда на месте садика и, покрытой асфальтом стоянки служебных машин, была церковь с прелестным декором – как и у ближней церкви Григория Неокесарийского, что на Полянке - цветной не тускнеющий поясок вокруг фронтона!

 Переводите глаза чуть дальше: приземистое безобразное, темно-красное, кирпичное здание – там, внизу, под самыми окнами. Бывшее управление ГУЛАГа! В семидесятых этот дом сменил хозяина, выносили, выкидывали из окон барахло, бумажки разносил ветер по двору... Я поднял одну – гриф с названием любимого детища большевиков - бритвой по глазам! Теперь там меняют валюту. Где стол был яств, там гроб стоит... Или наоборот.

 Еще чуть дальше. Великолепное творение Паоло Трезини, храм во имя Св. Климента, папы Римского в Климентовском переулке – удачное соединение русского пятиглавия с барокко. Долгие десятилетия там находится склад «шестых экземпляров» книжной продукции, здание в небрежении, несколько раз его порывались ремонтировать, но останавливались. Когда-то купола были синие с золотыми звёздами – как бы зеркально отражали идеальное «небо»! Чудная кованая ограда, чугунные цветы восемнадцатого века, - теперь оказалась позади киосков с пресловутой «шаурмой», грилем и кока-колой – варварски изувеченная, она взывает! (Наконец вернули здание Церкви, тщательно отреставрировали, как и весь район!)

 Из-за него выглядывает шедевр Бове – церковь «Всех скорбящих» – интеллигентский храм, элитарный приход. Сюда, по большим праздникам – Рождество, Пасха, - приходили и любезно пропускались на лучшие места – поближе к алтарю, - иностранцы, дипломаты. Уж очень хорош «правый» хор! Профессионалы, Большой театр!

 За церковью – писательский дом на Лаврушинском. Литературное гетто. Там с конца зловещих тридцатых жили почти все «великие»... Оттуда же их и увозили на «воронках».

 Левее, поближе, виден дом – элитные квартиры, элегантные эркеры, почему-то обезображены уродливыми ящиками кондиционеров, висящими, как скалолазы на свежих сливочных стенах. За ним виднеется громада «минсредмаша» – так зашифровано было Атомное министерство! Между крыш вдвинулся могучий шлем Христа Спасителя. Храм очень украсил панораму, создал зрительный центр! Его розовое золото так выпукло, так прекрасно на фоне облачного неба!

 Если вглядеться – за ним видна пирамида МИДа, синие дали, хочется лететь и лететь взглядом....

 Слева от Минатома – Президент-отель! Позднее дитя брежневской бессильной эпохи, еще будучи гостиницей «Октябрьской», имело в главном холле, внизу, огромную стенопись: Ленин и Сталин руководят Октябрьским путчем! Дань кратковременной попытке реванша – мол, «Сталин был и остаётся выдающимся марксистом», видите ли! По всем древнеегипетским канонам, два негодяя возвышались над серой толпой взбунтовавшейся черни, как два Гулливера. Это было уже перед самой перестройкой, выглядело, как оживший труп! Что там сейчас, услаждает взор членов ОБСЕ? Замазали, небось! Туда сейчас так просто не зайдёшь...

 Еще левее и ближе – храм Николы в Пыжах, сияет новой белизной. Огромных раскидистых деревьев его окружавших – поубавилось, зато ограда подновилась.

Дальше, меж домов, можно разглядеть Нескучный сад, - как весело оттуда брызжут огни праздничных фейерверков!

 Крайняя слева точка, видимая из окон - Октябрьская (всё же!) площадь, новые дома вокруг неё, начало проспекта, минвнудел...

 Крайняя справа – купола Василия Блаженного, Кремлёвский дворец!

Когда я смотрю из окна студии – сердце сжимается от любви к этим местам! Что бы ни происходило, какие неожиданные коленца ни выкинет история – это, вот, место – родное.

 Стены студии не отгородили меня, а как будто приблизили и вдвинули в самое сердце города. Я так благодарен судьбе.

 Последние годы функции студии еще более расширились. Теперь, когда границы государства стали прозрачными, когда нет проблемы – где жить, значение студии приобрело новый смысл.

 Это, как бы, собирательное место, где фокусируется моё «я». Где бы я ни был, как бы ни рвался, навёрстывая за большую часть жизни, проведенную взаперти, поехать туда, далеко, далеко – в Китай, например, - вот здесь, в моей студии остаётся мой двойник, моя душа.

 Как ковчег в старой иконе, эти стены собирают и удерживают всё, что здесь происходило, произносилось, прочувствовалось. Студия – это моя овеществлённая память. Если бы после меня осталась лишь эта студия – и того бы было довольно!

Лет двенадцать назад в Америке вышел роскошный альбом: «The Russian houses», лучшие дома, или интерьеры России. После дворцов Петергофа, Царского Села, Павловска, после домов-музеев Толстого, Чайковского, Чехова, Репина, после унылой железной коечки с бомбошками, которая услаждала ночами аскетического вождя пролетариата – моя студия, восемь цветных разворотов! Потом эта книга много раз издавалась и переиздавалась на разных языках. В Германии она почему-то называется «Виллы в России» – «Villen in Rußland»!

 Таким образом Книга студии продолжается в книге о Студии.

 ... Много еще славных гостей оставили свои следы на страницах Книги – всех не обхватишь! Гостей студии если собрать вместе – город получится! Если обо всех рассказывать – библиотека большая получится! А так – и те, кто живёт далеко, далеко, и те, кого уж нет – живут в этой Книге навечно.

 И в моё отсутствие Книга продолжается. Вот пришли совсем другие посетители. Я их не знаю. Мой сын показал им Книгу – наследник, всё-таки! Впечатление было, очевидно, сильное. Гостям очень захотелось в Книгу! Но громкими именами они ещё не вышли. Зато они были уже совсем, совсем новым поколением. Новых русских! И я не вижу в этом термине ничего обидного, ничего отрицательного. Именно из таких и получались Третьяковы, Щукины, Рябушинские. А что они еще не очень блещут – перемелется, мука будет! Обтешутся, оглядятся по сторонам – и такого покажут! Я верю.

 Глянули они в Книгу – и очень им туда захотелось. И очень это даже хорошо, что им к приличным людям захотелось. И они посовещавшись, попросивши разрешения, вклеили в Книгу... 100-долларовую бумажку! И даже имён своих отчётливых не оставили. Просто – и символично. Новые времена – новые песни! Раньше в Книге были стихи, ноты – теперь и банкноты, извините за каламбур.

 Ничего плохого в этом нет. Слишком долго нас стращали темой «денег». Мир чистогана, город Жёлтого Дьявола, греховное «накопительство»! А, если вдуматься, что здесь плохого?

 Вот когда и у нас позволят списывать с налогов деньги, потраченные на музеи, театры и издания – как это и водится в остальном мире – вот и будет хорошо! Вот тогда, может быть, наши неизвестные «новые» понемножку и начнут раскошеливаться.

 И, как знак этого – вклеенная купюра. Ну, просто символ!